Читать интересную книгу Герой наших дней. Роман - Петр Алешкин

– Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой, – засмеялся Игорь и добавил серьезно: – Я, напротив, убежден, что искусство не должно освобождать от страданий. Это большой грех, потому что из-за этого у читателей возникает равнодушное отношение к жизни, которое ведет к пассивной безвольности, а значит, к рабству. Искусство должно возбуждать сострадание к оскорбленным и униженным, побуждать к действию. И как раз Анохин это делает. Потому я люблю его книги.

– Искусство, прежде всего, должно приносить эстетическое наслаждение.

– Это само собой разумеется. Если эстетическое наслаждение произведение не приносит, значит, это не искусство, это халтура. А я говорю, именно об искусстве.

– Значит, тебя больше возбуждают слова: «вставай проклятьем заклейменный», чем – «шепот, робкое дыханье, трели соловья». Так?

– Ты хочешь сказать, что я не могу воспринимать красоту, что она меня не трогает? Нет, не так… Да, когда я среди людей, меня будоражат, побуждают к действию великие слова: «вставай проклятьем заклейменный», а когда я один и мне грустно, сильно трогают душу совсем другие слова, например, такие: «И цветы, и шмели, и трава, и колосья, и лазурь, и полуденный зной… Срок настанет – Господь сына блудного спросит: „Был ли счастлив ты в жизни земной?“ И забуду я все – вспомню только вот эти полевые пути меж колосьев и трав – и от сладостных слез позабуду ответить, к милосердным коленам припав».

– Да, ты меня удивляешь, – повторила Наташа. – Не ожидала я ничего подобного.

– Ты со своим отцом видишься? – спросил Игорь.

Дело в том, что родным отцом Наташи был поэт-постмодернист Михаил Чиркунов, почему-то печатавшийся под псевдонимом – Миша Лешенсын. Лешензон – понятно. Есть такая английская фамилия. А Лешенсын? Что это? Сын лешего? Родом он был тоже из Масловки. Мать Наташи стала его, чуть ли, не пятой женой. Бросил он ее, как только родилась Наташа. И никогда не помогал дочери, не стремился увидеть ее, не платил алименты, хотя отчим не стал удочерять Наташу, оставил ей фамилию отца.

(О молодости Михаила Чиркунова, отца Наташи, рассказано в романе «Трясина Ульт-Ягуна»)

– Только по телевизору, – усмехнулась Наташа. – Мне мама категорически запретила звонить ему, когда я собиралась в Москву поступать в университет. Говорила, что он подлец, каких свет не видывал. Я не поверила, посчитала, что она от обиды так говорит, что он ее бросил с грудным ребенком, и за восемнадцать лет ни разу не вспомнил, что у него есть дочь. Мне хотелось встретиться со знаменитым отцом, думала, что я позвоню ему, и он сам прилетит за мной в общежитие, подхватит и умчит в свою квартиру. Я представляла, как буду жеманиться, отказываться ехать к нему, а он станет уговаривать меня. Потом я соглашусь, и буду жить у него, а мама меня простит. Она меня любит. Ей не нужно будет искать деньги на мою учебу. Отец выучит. Позвонила я ему, представилась и никакой радости не услышала в его голосе. Более того, он долго выспрашивал у меня, уточнял сердито, грубо, кто я, откуда, зачем приехала. Потом заявил, что у него в каждом городе по сыну-дочери, если он всем будет уделять хоть по десять минут внимания, у него на собственную жизнь времени не останется. Я бросила трубку и больше никогда ему не звонила. Права мама была… Подлец! Хоть бы вид сделал, что рад внезапно упавшей с неба взрослой дочери, а потом открутился бы как-то от встречи, чтоб мне не так обидно было. Нет, он напрямую послал куда подальше… Как только увижу его морду по телевизору, сразу выключаю, чтоб настроение себе не портить.

– Да, он частенько болтается на экране. Хороших писателей туда не пускают, только таких, как он. Вот его вирши я бы не отнес к искусству, просто словоблудие без чувств и мыслей, недаром он их сам называет письмами к самому себе.

– А как Анохин к нему относился? – спросила Наташа, ставя книгу Дмитрия Анохина на место, на полку шкафа. – Ведь земляки, оба писатели.

– Терпеть не мог. Они даже в разных Союзах писателей были. Анохин не принял грабительских реформ, ненавидел Ельцина с Гайдаром, а Чиркунов все принимал с восторгом, чтоб на виду быть. Анохин звал его косноязычным певцом криминальной революции.

– Ходят слухи, что Анохин не сам погиб, убили его в Америке.

– Американцы разбирались сами, сообщили, что, скорее всего, машина неисправна была. Вроде бы свидетели были, что он сам, неожиданно, рухнул в пропасть.

– Аварию с машиной подстроить можно. Это легко. Сколько фильмов мы видели об этом.

(О жизни и трагической любви писателя Дмитрия Анохина рассказано в романе «Беглецы»)

– Кто теперь это установит. Машина-то будто бы на кусочки рассыпалась… Да, заговорила ты меня, – сказал Игорь, – и я забыл свою роль гостеприимного хозяина.

– Я в ресторане наелась донельзя.

– Я всю дорогу сюда мечтал тебя своим коктейльчиком угостить. Такого ты нигде не пивала… Давай кассеты, я поставлю, чтоб ты не скучала, пока я на кухне возиться буду.

Наташа вытащила из сумочки две кассеты Алексея Бушуева и выронила на пол небольшую белую книгу. Игорь поднял ее, прочитал название и имя автора вслух:

– Паоло Куэльо, «Алхимик».

– Читал? – спросила она.

– Нет. Слышал, что он популярен у студентов. Ну-ка, глянем, что он пишет, – раскрыл книгу Игорь на первой попавшейся странице и начал читать вслух: – «Они приближались к тому месту, где шли самые ожесточенные бои. А юноша все пытался услышать голос сердца. Сердце же его было своенравно: раньше оно все время рвалось куда-то, а теперь во что бы то ни стало стремилось вернуться. Иногда сердце часами рассказывало ему проникнутые светлой печалью истории, а иногда так ликовало при виде восходящего солнца, что Сантьяго плакал втихомолку. Сердце учащенно билось, когда говорило о сокровищах…» Тьфу! – плюнул он и засмеялся, спросил: – Неужели тебе это интересно читать?

– Я только сегодня купила, хотела посмотреть. Об «Алхимике» такой шум в прессе стоит. А ты один кусочек прочитал, и всю книгу зачеркнул.

– Чтоб узнать вкус моря, не надо пить все море, достаточно двух трех глотков. Вот книги, – указал он на книжный шкаф, – Найди у Бунина, Куприна, Чехова даже в самых слабых произведениях такую белиберду. А их произведения ты учила в университете. И после них будешь читать эту чушь для умственно отсталых девчонок? Ужас. Разве может принести эстетическое наслаждение это тупое словоблудие? Возьми любой том Бунина, открой на любой странице, любой абзац принесет эстетическое наслаждение. Стыдно мне за наших студентов, измельчали, культура нулевая, – протянул он книгу Наташе, взял у нее одну кассету, включил телевизор, видик. – Смотри, садись в кресло, а я пойду коктейль варганить, – вышел он на кухню.

6

Готовил коктейль и прислушивался к громкому возбужденному голосу комментатора хоккейного матча. Приятно было, что Наташа согласилась прийти к нему, приятно, что отметила уют в его квартире, отметила, что он сам всегда опрятен, подтянут.

Еще в раннем детстве под влиянием книг и кино у него сложился образ хорошего преуспевающего человека, который всегда в классической одежде: пиджак, светлые сорочки, галстук, который немногословен, подтянут, уверен в себе. И когда у него появились деньги, он стал таким. Конечно, подражал он бессознательно, никогда не думал, что усвоил свою манеру одеваться и держаться в обществе под влиянием кинофильмов. Если бы ему сказали об этом, он бы не поверил, обиделся, ответил, что ему просто удобно в такой одежде, комфортно. Он знал, что все новые знакомые принимают его за преуспевающего фирмача, и не разочаровывал их, представлялся с легкой ироничной улыбкой: – «Колбасник!» – и протягивал визитную карточку, на которой значилось, что он председатель совета директоров мясоперерабатывающего комбината в Тамбовской области.

Игорь не обманывал. У него действительно был свой колбасный завод в Уварово, небольшой заводик, который он сам создал, организовал на пустом месте. Учредил фирму, купил оборудование за рубежом, здание в Уварово, нанял специалистов и запустил завод. В производство не вмешивался, не разбирался и не пытался вникать. Поставил директором своего старшего брата Юру, предварительно заставив его изучить производство колбасных изделий. Сам наведывался на завод, если возникали проблемы. Улаживал дела, выслушивал отчеты, поражал брата детальной осведомленностью делами завода. Был у Игоря тайный соглядатай, который докладывал ему обо всем, что делается на предприятии и вокруг.

Тревожные сведения дошли до него недавно, надо было срочно мчаться туда, улаживать возникшие проблемы, пока они не укоренились. Московские знакомые считали, что комбинат приносит Игорю хороший доход. Никто не догадывался, что он не берет оттуда ни копейки. Зарабатывал он иным способом. Все это промелькнуло у него в голове мгновенно, пока он разливал в высокие бокалы вино, ликер, коньяк, воду, и почему-то стало немножко грустновато, тревожно, будто он забыл сделать что-то важное, необходимое.